обстоятельствах он пропал.
Китаец всплеснул пухлыми руками и заголосил:
— Правильно! Ах, как точно вы подметили. Пропал граф. Именно что пропал. Исчез прямо на глазах у свидетелей! Растворился в воздухе, не оставив следа.
— В каком смысле, не оставив следа? — переспросил сыщик.
Максим Владимирович выцедил свою рюмку, утер губы тыльной стороной ладони и вернулся к столу. Уставился в свои фишки, словно пытаясь отыскать в этой комбинации какой-то внятный ответ. Покачал головой, машинально сбросил какую-то бамбуковую мелочь, и только потом ответил:
— К сожалению, в самом прямом смысле. Давайте я изложу историю в хронологии… Позавчера, то есть это у нас было… — он сверился с телеграммами, — да-с, 11 мая 1895 года, граф Уваров возвращался из Муданьцзяна, где выполнял… Некую миссию, связанную со строительством железной дороги.
— И не терпящую огласки, — вставил китаец.
— Да-да, не перебивайте! — раздраженно отмахнулся Клейнмихель. — Графа сопровождали шесть стражников-китайцев и личный адъютант Бегичев. Когда они проехали Дуньхуа… Впрочем, для вас эти названия пустой звук.
— Я попросил бы не произносить столь неприятных слов, — улыбка китайца натянулась, как струна. — Название Дуньхуа взято из «Четверокнижия» Конфуция и означает…
— Означает, что вы бесцеремонно вторглись на священные земли манчьжуров! — рявкнул генерал, припечатывая фишку к столу. — Ваш народ нарушил вековой запрет! Проползли по одному, по двое. Хижины поставили, шалаши свои проклятые. А десять лет назад вызвали инспектора из столицы — тут у нас целый уезд, на картах не отмеченный…
Он убрал руку, и все увидели восточный ветер. Старик так разозлился, что снес важную для себя фигуру, даже не заметив этого.
— Ваши склоки не имеют никакого отношения к делу, — покачал головой Клейнмихель. — Вернемся к происшествию с господином Уваровым. В дороге у него опустела фляга, поэтому граф свернул к придорожному трактиру. Велел своим спутникам не спешиваться, поскольку он вернется через минуту-другую. Открыл дверь и исчез.
— Его забрали злые духи! — Си Хайпэн все никак не мог успокоиться.
— Бросьте свои шаманские штучки! Ну, какие духи? Это полный бред, — обозлился железнодорожник. — Граф выполнял… Весьма деликатные поручения. Через это нажил много врагов. Британская разведка назначила награду за его голову, а японцы во время недавней оккупации заочно приговорили Уварова к смерти. Я опасаюсь, что его похитили.
Сыщик взял пятерку в числах, сброшенную Чэнь Вэньюем, и соорудил очередную последовательность. Сам же отправил на центр стола южный ветер.
— Вы все время говорите «исчез», «пропал», — задумчиво произнес Мармеладов. — Но люди состоят из плоти и крови, а плоть и кровь не могут просто так раствориться в воздухе.
— А как еще назвать ситуацию? Семь свидетелей наблюдали, как граф входит в трактир, — Максим Владимирович выложил белого дракона, но никто из игроков не потянулся за щедрым подарком. — Однако внутри Уваров так и не появился. Два десятка посетителей заведения клянутся, что граф не переступал порога.
— Клянутся! — фыркнул китаец. — Эти бездельники пили дешевую бормотуху, были изрядно навеселе. Кроме того, все они — маньчжуры.
Последнее слово советник произнес, презрительно облизывая пухлые губы.
— Да! — прогремел генерал. — И это еще один повод им верить. Ведь маньчжур никогда не даст ложной клятвы.
Он кипел от возмущения, и взбесился еще больше, когда взял со стены кость и увидел, что это еще один восточный ветер. Господин Хайпэн выругался и сбросил синий иероглиф на стол.
— Еще один повод им верить… — нараспев протянул сыщик. — А были и другие поводы?
— Конечно. Но вы вряд ли поймете. Пятеро завсегдатаев трактира находятся друг с другом в состоянии… Трудно подобрать слова на вашем языке, — старый маньчжур помолчал, размышляя. — Ладно, скажу «кровная вражда», хотя это далеко от истинного положения дел. Трактир — единственное место, где у них относительное перемирие, поэтому там не рвут глотки. Но каждый из них непременно уличил бы соперника во лжи. Если бы Уваров зашел внутрь, и кто-то хотел сей факт скрыть, ему бы не удалось этого сделать.
— Кровная вражда… Дикий народ, — китаец снял со стены нужную кость и улыбнулся, а на кон, не скрывая злорадства, выложил восточный ветер. — Такие дикари вполне могли сговориться и похитить Уварова.
Генерал отвернулся, не желая вступать в дискуссию.
— И что же, стражники поверили на слово и не обыскали трактир снизу доверху? — сыщик сбросил восьмерку бамбуков, нарисованную в виде двух букв «М», сложенных валетом.
Кость эта никого не заинтересовала. А вот одинокую монету, положенную Клейнмихелем, тут же схватил советник.
— Безусловно, стража перевернула все вверх дном, — подтвердил он. — Но графа не нашли. Также не обнаружили следов борьбы, тайного выхода или, извините, трупа. Этот трактир — большой деревянный сруб. В нем нет окон. Единственная дверь ведет в тесные сени, а сразу за ними открывается большой зал с кое-как сбитыми столиками. Подпол и чердак также не имеют окон. Не обнаружено и потайных ходов…
Генерал пригладил длинным ногтем свои растрепанные «гнезда» и проворчал.
— Уверен, все было наоборот. Китайские стражники убили графа в этом проклятом Дуньхуа. А потом выдумали сказку про трактир, чтобы отвести от себя подозрения.
И даже не покосился на толстяка в белом халате, хотя чувствовал, что тот прожигает его взглядом.
— Такой поворот объяснил бы все с точки зрения здравого смысла, — согласился Мармеладов, перехватывая тройку бамбуков, сброшенную китайцем, и добавляя к ней четверку и пятерку. — Не было никакого исчезновения, обычный заговор и попытка пустить следствие по ложному следу.
— Так-то оно так, — Клейнмихель тяжело вздохнул, — да совсем не так. Бегичев сообщает, что своими глазами видел, как Уваров скрылся за дверью, потом раздался его громкий голос: «Сударыня, позвольте, я помогу вам. Обопритесь на мою руку. Осторожнее, здесь ступенька!» Граф выпустил из трактира старуху в заштопанном халате и грубом шерстяном платке. Бабка заковыляла по тропинке через поля, опираясь на клюку. Бегичев со стражниками подождали минут десять, теряя терпение, а потом вошли внутрь. Обнаружив пропажу графа, они допросили всех с пристрастием — подозреваю, что многих при этом крепко отдубасили, — и поскакали в Чаньчунь. Там адъютант отбил мне телеграммы и запил с горя, причем пил эту мутную рисовую водку… Потому сразу потерял ясность мысли, уже третий день валяется в беспамятстве. Говорил я ему, не употребляй, Христа ради, отраву местную!
